Конец 19 века был временем экстремальных социальных изменений в Европе и США, которые подготовили почву для 20 века. Секуляризм эпохи Просвещения узурпировал религиозную традицию, фабрики Промышленной революции заменили аграрные поля, а аристократия прошлого перешла к демократическому представительству. И все же, в то время как общество, казалось, делало «прогресс», богатство и классовое неравенство росли, и укоренялось общее чувство отчуждения, дегуманизации и несчастья.
Англии удалось пережить XIX век без революций. Общественное давление привело к большему предоставлению избирательных прав и гуманным условиям труда, даже когда его монарх, королева Виктория, наблюдала за этим со стороны (через Национальный архив). По ту сторону Атлантики Соединенные Штаты пережили Гражданскую войну и вступили в свой «золотой век» (с 1870 по 1900 год), даже когда они боролись с борьбой, связанной с Реконструкцией и эпохой Джима Кроу (через историю). А Франция? С 1871 года он перешел в свой собственный позолоченный век, «Belle Époque», что переводится как «Прекрасный век», который длился до начала Первой мировой войны в 1914 году (через Thought Co). Однако, в отличие от других стран, Франция XIX века пережила четыре войны на своей земле за 80 лет. У него была не одна революция, а три: в 1789, 1830 и 1848 годах (через Live Science). Последующая франко-прусская война с 1870 по 1871 год снова оставила парижские улицы в крови (через Британнику). Именно этот потрепанный, усталый и совершенно разочарованный Париж породил уникальную контркультуру Прекрасной эпохи: кабаре, авангардное искусство и литературу, оккультную одержимость и многое другое.
Избыток и отчаяние маячили в послевоенном Париже
Выйдя из франко-прусской войны в 1871 году, Belle Époque France приступила к быстрой модернизации, строительству железных дорог и телефонных линий и принятию массового потребителя. На бумаге все выглядело на подъеме. Заработная плата многих рабочих увеличилась на 50 и более процентов, в целом повысилось качество алкоголя и продуктов питания, значительно улучшилась общественная санитария, а ожидаемая продолжительность жизни увеличилась (через Thought Co).
И все же Франция была расколотым обществом. Она никогда не купилась на наивную риторику «прогресс — это хорошо, а будущее светлое», которая закрепилась в таких местах, как США, — она просто слишком много страдала. «Неимущие» в Belle Époque получили много фабричных рабочих мест и дешевых одноразовых товаров, но «имущие» получили гораздо больше. Революции во Франции, наконец, дали людям республику, о которой они всегда мечтали, но не было свободного, красивого общества, основанного на участии. Буржуазия считала низшие классы моральными «дегенератами», которые только приведут Францию к социальному упадку (через колледж Майами Дейд), и эти классы презирали буржуазную хитрость и поверхностность. В частности, люди в Париже — быстро урбанизированном месте, полном убожества, как показано в «Восстании парижского красного пояса» историка Тайлера Стовалла — не видели ничего, кроме блеска, гнили и лицемерия (через University of California Press).
Итак, небуржуазия выражала свои чувства, желания и отчаяние единственно возможным способом: искусством. Как отмечает BBC в обзоре 2016 года, контркультура Belle Époque росла в ночных клубах и кафе и захватила дух времени.
Смерть, упадок и символизм характеризовали Belle Époque.
В середине 19 века художественное движение, известное как натурализм, было нормой на европейском континенте. Согласно статье 2021 года, опубликованной My Modern Met, художники стремились к реалистичному изображению жизни и подчеркивали красоту мира природы. Но в конце века все это звучало абсурдно и по-детски — и, чтобы избежать натурализма, люди вместо этого стремились освободить разум с помощью причудливых и сюрреалистических полотен. Это проложило путь символизму, своего рода «авангардному» движению, которое еще больше абстрагировало образы, чтобы проникнуть в самое сердце реальности.
Для непосвященных символизм был сосредоточен на представлении идей и чувств, выраженных символическими, небуквальными способами (через The Art Story). Символизм также включал в себя элементы мистицизма, оккультизма и озабоченности смертью, болью, страданием, злом, печалью и всеми теми прекрасными вещами, о которых мало кто хочет думать. Имеет смысл, что этот тип искусства представлял, так сказать, «истинное лицо» пустоты и излишеств богатых, а также парижского общества в целом.
Символизм перешел из Франции в соседние Бельгию, Нидерланды, Швейцарию и даже в Россию. Но именно французский поэт Шарль Бодлер заложил основу и стандарт для всего движения своим поэтическим сборником 1857 года «Les Fleurs du mal» или «Цветы смерти» (через мастер-класс).
Литература Belle Epoque в декадентских глубинах
По мере того, как символизм набирал силу во время Belle Époque, также возникло похожее, но литературное движение, теперь известное как «декадентская» литература. Считавшиеся письменным эквивалентом символистского искусства, «декаденты», как стали называть их членов, стремились сознательно противоречить и отменять нормы того времени (через Британскую библиотеку). У таких авторов, как Жан Ришпен, Жан Лоррейн и Марсель Швоб, были коллеги по ту сторону Ла-Манша в английской эстетической литературе, движимой аналогичным образом, известной своим вестником Оскаром Уайльдом.
Подобно символистскому искусству, декадентская литература прямо столкнулась с разрушением, смертью, сексом, жутким, оккультным и табу, особенно в том, что касается городского упадка (через анализ стихотворения). В произведениях, созданных под влиянием литературного движения, часто повторялись общие фразы, чтобы распутать предположения. По большому счету, их святым покровителем был не кто иной, как американский маэстро ужасов и мистики Эдгар Аллен По; вышеупомянутый французский поэт Шарль Бодлер, положивший начало символистскому искусству в 1857 году, был также парнем, который впервые перевел По на французский язык в 1848 году (через Спрингера).
Из всех них самым декадентским из декадентов был, вероятно, Йорис-Карл Гюисманс. Его роман 1884 года «À rebours» (или, по-английски, «Против природы») — бессюжетное, преследующее удовольствие видение растущего безумия — задал тон французским писателям Прекрасной эпохи, согласно The New Yorker. Такая работа служила для критики богатства, снисходительности и излишеств элиты Прекрасной эпохи, а также для критики деградации современности.
В Belle Epoque расцвет кабаре и падение салонов.
Всем художникам и писателям Belle Époque нужны были места, где можно было бы встретиться, потусоваться, поговорить, выпить, посмотреть спектакль, да что угодно. Как это обычно бывает, все они, как правило, собирались в одних и тех же кафе, ночных клубах и так далее. Эти пространства, в свою очередь, способствовали развитию культуры того времени.
Самым известным из них был Le Chat Noir в парижском районе Монмартр. Расположенное на северном берегу реки Сенны, место стало настолько популярным, что в 1885 году потребовалось переехать в более просторное помещение (через Фонд Рембо и Верлена). Попутно он стал популярным местом для кабаре, поэтических концертов и популяризированного «театра теней», в котором тени марионеток проецировались на стену (через Музей Ван Гога). Le Chat Noir также привлекал таких композиторов, как Эрик Сати и Клод Дебюсси, чьи четкие, скудные музыкальные аранжировки еще больше подпитывали общую продолжающуюся контркультуру Belle Époque. Другие горячие точки включали безымянное кафе на первом этаже на углу Rue Cujas и Boulevard Saint-Michel, которое часто посещал литературный кружок Hydropathes (через French Theory).
Оживление и дерзость таких площадок стали привлекать даже аристократию, особенно к концу 19 века. Это способствовало падению парижских салонов — общественных клубов высшего общества — из-за децентрализации художественной власти (через Кэрн). До этого художники почти полностью зависели от сетей в салонах, чтобы получить известность и богатых покровителей.
Belle Epoque была наполнена оккультизмом.
Итак, мы подошли к последней грани Belle Époque: ее крайней озабоченности оккультизмом. Спиритизм, сеансы, медиумы, доски для спиритических сеансов, сатанизм, розенкрейцерство, каббала, что угодно — в The Belle Époque было все, согласно New Yorker. Как и в случае с другими контркультурными движениями Belle Epoque, это увлечение отражало глубокое желание найти смысл за пределами упадка времени и внутри него. Если средневековое христианство привело к светскому, научному, так называемому «Просвещению», а этот период не привел ни к чему, кроме духовной пустоты, пустого гламура и экономического гнета, то должно было быть что-то еще, верно? По мере того, как это чувство распространялось в модернизированных странах того времени (как обсуждалось в The New Yorker в статье 2021 года о спиритуализме), люди обращались к нетрадиционным духовным истинам.
Если Бодлер предвосхитил Belle Époque в художественном и литературном смысле, то Элифас Леви сделал то же самое для ее духовной идентичности. Книга Леви 1861 года «Трансцендентальная магия: ее доктрина и ритуал» задала курс контркультурным религиозным исследованиям в период Прекрасной эпохи и за ее пределами. Он действовал как универсальный источник магических знаний, знаний и наследия (через Google Книги). Согласно Britannica, даже обложка книги, нарисованное от руки Леви изображение Бафомета, объединяет различные священные символы.
Когда мир перешел в начало 20 века, разразилась Первая мировая война, которая официально положила конец Прекрасной эпохе. Этот период, возможно, исчез, но его тревога и негодование оставили после себя исключительно уникальную контркультуру, которая содержит уроки, более чем применимые к современности.